» Эволюция подходов Центральной Азии к афганскому вопросу

Опубликовано: 12.10.2025 11:47 Печать

Автор: Омар НЕССАР

Полная версия этого текста со всеми ссылками опубликована в № 4 журнала «Обозреватель-Observer» за 2025 год.

В 1990-х Афганистан во многом воспринимался странами Центральной Азии как источник угроз, что было обусловлено внутренней нестабильностью и возможностью распространения экстремистских идей. Такое восприятие афганской проблематики, сформированное в том числе под влиянием внешних акторов, имеет долгосрочные последствия. Хроническая нестабильность в Афганистане создаёт определённый сравнительный контекст, в котором политические системы соседних государств, при всех их объективных ограничениях, могут восприниматься местным населением как более устойчивые. В такой ситуации вопросы дефицита политического плюрализма и проблемы социально-экономического развития закономерно отходят на второй план по сравнению с базовыми запросами на безопасность и предсказуемость. Это способствует формированию особого нарратива, где акцент на внешних рисках опосредованно усиливает ценность внутренней стабильности в общественном сознании. Так или иначе, сформировавшийся таким образом образ Афганистана, пусть и в меньшей степени, но в целом продолжает сохранять свою актуальность в современном политическом дискурсе региона.

Период военного присутствия США в Афганистане (2001-2021 гг.) сформировал систему международных отношений, в которой взаимодействие внешних акторов с Афганистаном определялось сложным переплетением глобальных и региональных факторов. Характерной особенностью этого периода стало формирование многослойной системы параметров, где национальные стратегии государств в афганском направлении складывались под воздействием взаимосвязанных внешнеполитических векторов. Доминирующая роль США и их союзников по НАТО в определении параметров афганского урегулирования создавала систему координат, в рамках которой выстраивали свою политику другие участники. Однако этот перекос дополнялся активным включением региональных держав, прежде всего России, Китая, Ирана, Пакистана, которые стремились адаптировать афганскую повестку к своим стратегическим интересам. В результате двусторонние отношения с Афганистаном трансформировались в сложный политический конструкт, где национальные решения «малых стран» неизбежно становились в значительной степени производными от трансатлантической координации, регионального баланса сил и внутриафганской динамики. Особую сложность эта система приобретала в случае центрально-азиатских государств, сталкивавших с необходимостью балансировать между сотрудничеством с Западом, учетом интересов России и Китая и продвижением собственных приоритетов в сферах экономики, безопасности и социокультурного сотрудничества. Подобная конфигурация способствовала формированию в экспертно-академическом дискурсе концептуальных конструктов, таких как «афганский вопрос», «афганское дело» или «афганский трек». Хотя эти термины немного различаются по смыслу, все они показывают сложность афганской проблематики. Здесь вопросы безопасности и экономики тесно связаны с геополитическими интересами внешних акторов. В нашей работе термин «афганский вопрос» используется как аналитическая рамка, позволяющая системно рассматривать многослойную природу международного взаимодействия по афганской проблематике, учитывающую переплетение вопросов безопасности, экономического развития и геополитических интересов акторов.

Военное присутствие США и НАТО в регионе (2001–2021 гг.), включая размещение военных объектов на территории стран Центральной Азии, привело к значительной трансформации системы региональной безопасности, став одним из ее элементов. После начала масштабной военной операции в Афганистане (2001 г.) традиционное для постсоветского периода восприятие «афганской угрозы» в некоторых странах Центральной Азии постепенно утратило прежнюю остроту. Это нашло отражение в политике Узбекистана, который в 2012 г. приостановил членство в ОДКБ — организации, созданной для обеспечения коллективной безопасности в регионе, включая противодействие угрозам из Афганистана.

Тем не менее, определённые наблюдения за внешнеполитическими дискурсами позволяют предположить, что ключевые принципы взаимодействия центрально-азиатских республик в период военного пребывания западной коалиции в регионе к афганскому вопросу сохраняли свою концептуальную преемственность с базовыми подходами, сформировавшимися в ранний постсоветский период. Это подразумевало сохранение традиционной парадигмы, в рамках которой Афганистан рассматривался этими государствами как потенциальный дестабилизирующий субъект.

Вывод военного контингента западной коалиции из Афганистана в 2021 г. и последовавшее за ним установление контроля над территорией страны талибами* привели к значительной трансформации параметров афганского вопроса. Данный процесс ознаменовал переход от модели внешнего управления, доминировавшей в 2001-2021 гг., к новой конфигурации, характеризующейся следующими ключевыми особенностями: радикальным изменением баланса внешних акторов; трансформацией механизмов внешнего воздействия на внутриафганские процессы; формированием новых условий для регионального взаимодействия, включая сферу безопасности.

В период правления талибов (август 2021 г. – н.в.) отмечается значительная трансформация характера угроз безопасности в Афганистане. После августа 2021 г. зафиксировано снижение интенсивности вооружённых столкновений на территории страны, что существенно расходится с первоначальными ожиданиями. Данное расхождение наглядно демонстрирует тот факт, что непосредственно перед сменой власти в Афганистане Россия, Таджикистан и Узбекистан проводили совместные военные учения в приграничных районах. Исследователи объясняют такую динамику трансформации ситуации в сфере безопасности совокупностью факторов, включая изменения в глобальных тенденциях, однако ключевым аспектом в страновом контексте является трансформация деятельности талибов — прекращение вооруженной борьбы. Следует отметить, что до августа 2021 г. именно талибы несли ответственность за значительное количество атак, направленных против гражданского населения. Кроме того, нельзя игнорировать относительную эффективность мер, предпринимаемых талибскими властями для контроля над ситуацией в сфере безопасности, в частности противодействия деятельности ИГИЛ–Хорасан (запрещена в России). Это подтверждается постепенным сокращением числа терактов, совершаемых данной группировкой в период с 2021 по 2025 г. В результате этих изменений, согласно оценкам отечественных исследователей, уровень террористической активности в Афганистане достиг минимальных значений за последние два десятилетия. В 2023 г. страна впервые за более чем 20 лет не вошла в число пяти государств с наиболее высокими показателями террористической угрозы.

Указанные изменения, вкупе с глобальными тенденциями, привели к трансформации характера угроз, исходящих от ИГИЛ-Хорасан (запрещена в России). На смену традиционным формам активности пришла переориентация группировки на цифровые модели. Особую озабоченность вызывает стратегический сдвиг в онлайн-деятельности организации: если ранее её виртуальное присутствие преимущественно ограничивалось пропагандой, то в новых условиях наблюдается переход к системе виртуальной подготовки боевиков. Эта трансформация проявляется в снижении зависимости группировки от географической локализации, минимизации потребности в физических тренировочных лагерях и создании принципиально новых вызовов для органов безопасности, которые требуют адаптации традиционных методов противодействия.

При этом сохраняющаяся идеологическая привлекательность ИГИЛ-Хорасан (запрещена в России) для радикальных элементов – на фоне ограниченной эффективности контртеррористических мер талибов – свидетельствует о сохранении высокого уровня угрозы со стороны данной группировки. Существующие оценки ряда отечественных авторов о высокой эффективности противодействия талибов идеологическим основам ИГИЛ-Хорасан (запрещена в России), в частности салафитской доктрине, не выглядят достаточно убедительными. Наш скептицизм обусловлен фундаментальными трудностями, с которыми сталкиваются талибы в этом вопросе, прежде всего — их избирательным подходом к различным салафитским группировкам. Ключевая проблема заключается в том, что они демонстрируют лояльность к тем салафитским формированиям, которые принесли присягу верности лидеру движения. Такой подход фактически трансформирует идеологический критерий в вопрос политической лояльности: первостепенное значение приобретает не религиозно-идеологическая принадлежность, а признание верховенства руководства талибов. В результате салафитская доктрина как таковая перестает быть определяющим фактором в отношениях с вооруженными группировками.

Таким образом, даже на фоне снижения интенсивности боевых действий и терактов в Афганистане, долгосрочные тренды свидетельствуют не об устранении угроз, а об их качественной трансформации.

На фоне этих изменений страны Центральной Азии стали формировать более разнородные подходы к афганскому вопросу, где у одних преобладает осторожность, а у других — прагматизм. Тем не менее, современные подходы центрально-азиатских государств характеризуются доминированием экономических ориентиров, что закономерно снижает приоритетность вопросов безопасности в их политической повестке. Акцент на новые приоритеты привёл к пересмотру стратегии к афганскому вопросу, что проявилось в активизации взаимодействия стран Центральной Азии с правительством талибов. Анализ современной динамики этих взаимодействий позволяет выделить две условные категории участников: (1) государства с активной внешнеполитической позицией (Узбекистан, Туркменистан, Казахстан) и (2) государства, демонстрирующие сдержанный подход (Таджикистан, Кыргызстан).

Рассмотрим подробнее развитие взаимоотношений и внешнеполитические подходы каждого центрально-азиатского государства отдельно.

Узбекистан
Официальные взаимодействия между Ташкентом и правительством талибов в 2021-2025 гг. характеризуются высокой интенсивностью и обладают значительной важностью для обеих сторон. Узбекистан стал одним из первых государств, начавших активный диалог с новым афганским руководством. Двусторонние отношения носят комплексный характер, их основное содержание сосредоточено на реализации экономических проектов. В официальном дискурсе Ташкента особый акцент делается на использовании транзитного потенциала Афганистана как связующего звена между Центральной и Южной Азией. Среди транспортных инициатив приоритетное значение отводится реализации проекта Трансафганской железной дороги, призванной обеспечить железнодорожное сообщение между Узбекистаном и пакистанскими морскими портами через Афганистан**. Стратегическая ориентация Узбекистана на учет транзитного потенциала Афганистана при формировании двусторонних отношений обусловлена ключевой ролью транспортного узла Хайратон на афгано-узбекской границе — наиболее развитый сухопутный терминал на афганской территории.

Внешнеполитический курс Узбекистана в афганском направлении демонстрирует устойчивую ориентацию на экономическое сотрудничество при сознательном ограничении участия во внутриафганских политических процессах. Однако кажущееся отсутствие напряженности в официальной повестке не отражает всей сложности двусторонних отношений. Несмотря на акцент на экономике, вопросы безопасности остаются важной частью отношений Узбекистана и Афганистана. Это видно по регулярным встречам силовиков, официальным заявлениям и мнениям узбекских экспертов. Еще одним вопросом, создающим определённую напряженность в двухсторонних отношениях, — проблемы водопользования, связанные со строительством на севере Афганистана канала Куш-Тепа, ставшего одним из первых крупных инфраструктурных проектов талибов после их прихода к власти.

Туркменистан
Анализ эволюции внешнеполитического курса Ашхабада в отношении афганской проблематики за 2021-2025 гг. свидетельствует о преемственности основных подходов, сложившихся в предыдущий период. Взаимодействие между этим государством и администрацией талибов осуществляется на высшем политическом уровне. Туркменистан оказался в числе первых государств, установивших официальный диалог с новым руководством Афганистана после августовских событий 2021 г. Тематики двухсторонних встреч позволяет констатировать, что экономическое сотрудничество формирует концептуальную основу двусторонних отношений. В фокусе дискуссий находятся прежде всего крупные инфраструктурные проекты, включающие: Реализацию проекта по строительству газопровода Туркменистан-Афганистан-Пакистан-Индия (ТАПИ); Строительство линии электропередачи Туркменистан-Афганистан-Пакистан (ТАП); Развитие железнодорожной ветки, проходящей через афганские города Тургунди и Спин-Булдак и соединяющей Туркменистан, Афганистан и Пакистан. Туркменистан и Афганистан активно взаимодействуют по проекту газопровода ТАПИ. Несмотря на прошлые сложности, Туркменистан продолжает продвигать этот проект. Эта позиция — часть долгосрочной стратегии страны по укреплению своих позиций как экспортёра газа.

Партнерство Туркменистана с Афганистаном ориентировано не только на реализацию инфраструктурных проектов, но и на перераспределение влияния в системе региональных энергетических и транспортных коммуникаций. Современная афганская стратегия Туркменистана способствует укреплению позиций Казахстана в его соперничестве с Узбекистаном. Данный эффект обусловлен логистическими факторами: в отличие от Узбекистана, имеющего прямую границу с Афганистаном, Казахстан находится в менее выгодном положении для развития торгово-экономических связей. Вероятно, Казахстан рассчитывает компенсировать этот географический недостаток за счёт формирующегося трёхстороннего формата сотрудничества в транспортной сфере (Казахстан – Туркменистан – Афганистан).

Казахстан
В отличие от Узбекистана и Туркменистана, Казахстан (после 2021 г.) приступил к активному курсу на афганском направлении несколько позднее. Это объясняется не только отсутствием границы с Афганистаном и более осторожной внешнеполитической стратегией страны, но и тем, что до прихода талибов к власти Казахстан был в меньшей степени вовлечен в мирный процесс, предшествовавший выводу иностранных сил из Афганистана. Политика Казахстана в отношении Афганистана в период 2021-2025 гг. отличалась постепенной нормализацией отношений с выраженной экономической направленностью. Характерно, что Кабул посещали исключительно представители экономического блока казахстанского правительства. Данный подход контрастирует с позицией Узбекистана и Туркменистана, чьи министры иностранных дел совершили визиты в Афганистан на раннем этапе правления талибов, что свидетельствует о более сдержанном экономическом уровне взаимодействия со стороны Казахстана.

Однако сдержанность Казахстана в политикой сфере компенсировалась активным развитием торгово-экономического сотрудничества. Рост товарооборота, стимулированный притоком западной гуманитарной помощи в Афганистан на начальный период установления власти талибов, стал ключевым фактором активизации афганского направления во внешней политике республики. Уже к 2023 г. Казахстан превратился в ведущего поставщика зерна в Афганистан, доведя двусторонний товарооборот до $1 млрд. Это наглядно демонстрирует приоритетность торгово-экономических механизмов в казахстанском подходе к взаимодействию с Афганистаном.

Географическая удаленность Казахстана от Афганистана обеспечила определенные преимущества, позволив избежать «эффекта соседства» — пограничных напряжений и миграционного давления, характерных для приграничных государств. Однако эта географическая особенность создаёт для Казахстана новые вызовы, усиливая его логистическую зависимость от Узбекистана. Это потенциально обостряет соперничество двух стран за доминирование на афганском направлении, поскольку контроль над транспортными маршрутами становится ключевым фактором влияния.

Перспективы углубления сотрудничества с Афганистаном остаются ситуативными и во многом зависят от внешней конъюнктуры. В частности, стабильность торговых потоков, включая ключевой для Казахстана экспорт муки, в большей степени завязана на вопрос внешнего донорского финансирования афганских импортёров – фактор, подверженный колебаниям в зависимости от геополитической повестки третьих стран. Кроме того, успешная реализация ирригационных проектов талибского правительства на севере страны, вероятно, приведёт к значительному сокращению импортной зависимости Афганистана в зерновом секторе. На этом фоне наблюдаемая в последнее время эволюция подхода Казахстана выглядит закономерной: от преобладающего торгово-экономического взаимодействия – к реализации стратегических инфраструктурных проектов, прежде всего в сфере железнодорожного строительства. Эту трансформацию можно рассматривать не только как попытку Астаны снизить логистическую зависимость, но и как стремление перевести двусторонние экономические отношения из ситуативного сотрудничества в формат стратегического партнёрства.

Таджикистан
Среди центрально-азиатских государств Душанбе не только воздержался от установления отношений с правительством талибов, но и занял весьма жесткую позицию, обусловленную объективными опасениями относительно угроз национальной безопасности. Позиция Таджикистана обусловлена восприятием талибов в качестве долгосрочного фактора угрозы национальной стабильности. Существенное влияние на формирование такой позиции оказывает трансформация характера угроз безопасности. Несмотря на общее снижение интенсивности боевых действий в Афганистане, в Душанбе сохраняются опасения относительно укрепления позиций отдельных радикальных группировок, чья деятельность рассматривается как прямая угроза безопасности региона. Кроме того, политика Душанбе формируется под влиянием не только текущей ситуации в сфере безопасности, но и стратегических рисков, включая потенциал этно-конфессиональной напряжённости и геополитической конкуренции в регионе.

Несмотря на наблюдаемое к 2025 г. некоторое смягчение риторики Таджикистана в отношении правительства талибов, на текущий момент Таджикистан остается единственной страной Центральной Азии, где афганское посольство в Душанбе продолжает функционировать под управлением дипломатов, назначенных прежним правительством Исламской Республики Афганистан. Хотя в медиапространстве периодически появляются сообщения о попытках талибов установить контроль над дипломатическими представительствами, достоверного официального подтверждения этих сведений не поступало. В период 2021-2024 гг. позиция Таджикистана по афганскому вопросу характеризовалась: (1) Последовательным акцентом на вопросах безопасности; (2) Противодействием наркотрафику; (3) Вниманием к гуманитарной ситуации; (4) Защитой интересов этнических таджиков в Афганистане. При этом официальный Душанбе продолжает выражать озабоченность по поводу отсутствия представительства всех этнических групп в системе государственного управления Афганистана, хотя в 2024-2025 гг. подобные заявления звучат менее категорично по сравнению с периодом 2021-2023 гг.

Кыргызстан
Анализ эволюции позиции Бишкека по афганскому вопросу демонстрирует определённое снижение уровня вовлечённости республики в сравнении с предыдущими периодами. На начальной фазе после установления власти талибов между сторонами был налажен диалог на официальном уровне, а впоследствии Кыргызская Республика приняла решение о легитимации нового афганского режима, исключив движение Талибан из национального списка запрещённых организаций. Сдержанная позиция Бишкека обусловлена совокупностью объективных факторов, среди которых следует выделить географическую отдаленность от афганских границ и ограниченный характер двусторонних экономических связей. Данные обстоятельства предопределяют приоритетность вопросов безопасности во внешнеполитической повестке Кыргызстана, что, в свою очередь, способствует его ориентации на многосторонние механизмы взаимодействия, в частности в рамках ОДКБ и ШОС.

Современные тенденции свидетельствуют о постепенной трансформации восприятия Афганистана в Центральной Азии в положительном ключе. Приход талибов к власти в 2021 г., вызвавший трансформацию структуры угроз безопасности и появление новых экономических стимулов, стал катализатором постепенного отказа стран Центральной Азии от постсоветской парадигмы восприятия Афганистана исключительно как «региональной угрозы».
Хотя этот процесс находится на начальной стадии, в настоящее время прослеживается формирование двух условных групп государств Центральной Азии, различающихся подходами к афганской проблематике:

1. Страны, ориентированные на экономическое взаимодействие (Узбекистан, Туркменистан, Казахстан), в своей политике делают акцент на экономическую интеграцию, рассматривая вопросы безопасности в более гибком контексте. Данные государства проводят активную политику в отношении Афганистана, включая интенсивные контакты с правительством талибов.

2. Страны, придерживающиеся иных стратегических приоритетов — особенно те, что уделяют первостепенное внимание безопасности, — в своих подходах к афганскому вопросу в значительной степени опираются на многосторонние форматы взаимодействия.

Однако следует отметить, что несмотря на сохраняющуюся неоднородность подходов стран региона к афганскому вопросу, наблюдается их постепенная конвергенция. Динамика взаимоотношений демонстрирует устойчивый рост, что с высокой вероятностью приведет к эволюции позиции Таджикистана.

Возрастающая роль Афганистана уже оказывает существенное влияние на региональную архитектуру, стимулируя как формирование новых альянсов, так и обострение существующих противоречий. Особого внимания заслуживает формирование альянса между Казахстаном и Туркменистаном, во многом обусловленное изменениями в логистических схемах. Это развитие создало новые точки соприкосновения интересов с Узбекистаном, имеющим значительное влияние на стратегически важный для Афганистана хайратонский транспортный узел. Астана, столкнувшаяся с необходимостью поиска альтернативных транспортных маршрутов, проявляет особую активность в развитии альтернативных маршрутов. Это создаёт предпосылки для формирования трёхстороннего формата сотрудничества между Казахстаном, Туркменистаном и Афганистаном.

Отношения между администрацией талибов и странами Центральной Азии в целом развиваются в позитивном ключе, и эта тенденция, вероятно, сохранится в среднесрочной перспективе. Однако дальнейшее развитие двусторонних отношений будет зависеть от совокупности факторов, как внутриафганских, так и внешних. Ключевое значение приобретает реализация инфраструктурных проектов, которая определяется не только политической волей сторон, но и внешнеполитической конъюнктурой. Их осуществление требует масштабных инвестиций, маловероятных без участия международных финансовых институтов и поддержки третьих стран — причем готовность последних к финансированию напрямую связана с вопросом легитимации афганских властей.

Дополнительным вызовом остаётся региональная нестабильность, проявляющаяся в двух ключевых направлениях. Во-первых, эскалация афгано-пакистанской напряжённости ставит под угрозу как существующие, так и планируемые транспортные коридоры, связывающие регион с Южной Азией. Во-вторых, ирано-израильское противостояние осложняет перспективы реализации стратегических инфраструктурных проектов, включая МТК «Север-Юг» и транзитный маршрут через порт Чабахар. Это затрагивает интересы России, Индии и центрально-азиатских государств, рассматривающих данные инициативы как важный элемент своей транспортной политики.

Таким образом, при сохранении текущих тенденций внутреннего развития Афганистана и благоприятной региональной динамики, можно прогнозировать последовательную нормализацию восприятия страны в Центральной Азии с параллельным укреплением её роли как значимого партнёра в системе региональных взаимосвязей.

Автор: Омар Нессар

*-Движение Талибан находится под санкциями ООН, в России Верховный суд временно снял запрет с деятельности движения.

**-Как показывает проведённый автором анализ выступлений и заявлений руководства Узбекистана, в их риторике на высшем уровне ключевое внимание уделено транспортным проектам, что подчеркивает их стратегическую значимость для страны.

Центральная Азия