» Сетевой капкан Афганистана

Опубликовано: 17.03.2022 21:41 Печать

Автор: От редакции 'Афганистан.Ру'

В февральском номере научно-аналитического журнала «Обозреватель/Observer» была опубликована статья Валентины Комлевой, доктора социологических наук, и Омара Нессара, кандидата исторических наук, «Афганская модель децентрализованных сетевых структур: новый взгляд на динамику политических порядков в Афганистане». Авторы предлагают новый взгляд на особенности социального устройства афганского общества, видя в них причину политических неудач внешних игроков в Афганистане.

В августе 2021 года, после 20-летнего военно-политического и экономического присутствия США и НАТО в Афганистане, к власти в стране снова пришли талибы (члены запрещенного в России движения Талибан). Можно говорить о повторяющихся циклах, когда внешние игроки привносят в Афганистан свои модели «нового общества» и нового политического порядка, а потом их вытесняют внутренние афганские силы. Такая закономерность может быть объяснена особенностями афганского общества – в первую очередь, его структурой, которую ученые определяют как децентрализованную и сетевую.

Общественные сети – это специфический способ социальных связей, когда группы или отдельные люди добровольно объединяются в сообщества, неиерархичные и не зависимые от государства. В основе социальных сетей может лежать сходство участников по занимаемым позициям, связям, ресурсам и проч.

В исследованиях афганского общества уже применяли термин «сеть», когда анализировали террористические или некоторые религиозные структуры. Другие же общественные связи, имеющие признаки социальных сетей: этнические, политические, гражданские, социальные и проч., – рассматривались как группы или организации. Афганское общество – это именно система пересекающихся сетей: гражданских, политических, религиозных и прочих, причем среди гражданских наибольшее влияние имеют традиционные этнические, племенные, клановые сети. В последние годы выросла роль медиасетей, сетей НКО, гражданской журналистики, но пока они не играют такой значимой роли в смене политических порядков, как традиционные.

Авторы статьи выделяют 10 видов афганских социальных сетей: гражданские (НКО, общественные движения), религиозные, этнические, племенные, клановые, медиасети, политические, сети структур обеспечения безопасности (в том числе военные), террористические, наркосети – и проанализировали каждый вид сети на трех уровнях: страновом (существуют в границах Афганистана), региональном (в границах Афганистана, пяти постсоветских стран Центральной Азии, Пакистана и Ирана), международном (распространены за пределами региона и даже континента). Например, среди гражданских сетей НКО на международном уровне представлены Global Rights (GR), Institute For War and Peace Reporting, на национальном Support Children and Afghan Women Needs ORG, Afghanistan Women and Children Partners. Среди племенных сетей на страновом уровне действуют, например, сети дуррани и гильзай, а примерами клановых сетей на национальном уровне могут быть панджшерцы и аймакцы. На международном уровне представлены клановые сети, например, таджикские диаспоральные узлы (памирцы, гератцы), такие же узлы есть и на региональном уровне (в Таджикистане). Среди террористических сетей отмечают международную сеть Аль-Каида, региональные Пакистанское крыло талибов и Исламское движение Узбекистана, на страновом уровне – сеть Хаккани и ИГИЛ-Х (все перечисленные террористические движения запрещены в РФ). Политические сети (партийные, правительственные) и сети безопасности действуют на страновом уровне, однако имеют тесные связи с политическими сетями в регионе и на международном уровне.

Желая выявить, как афганские сети влияют на изменение политического порядка, авторы сгруппировали сети по продолжительности их влияния на общественно-политическую жизнь Афганистана. Они определили, что есть постоянные и временные сети, участники которых могут объединяться для решения конкретной задачи. Так, последние 20 лет перед каждыми выборами формировались политические сети («Право и справедливость», «Коалиция Национального Фронта Афганистана», «Национальная коалиция» и т.д.), в которые входили политики – представители разных этнических сетей, а после выборов эти сетевые альянсы всегда распадались.

Для афганских сетей характерно стремление к кооперации для решения конкретных задач, и ради этого конфликты могут быть отодвинуты на второй план. Важно, что во время такого временного объединения сети не теряют собственного структурно-организационного суверенитета.

Примером может служить межэтническое и межплеменное укрепление движения талибов во время их вооруженной борьбы против иностранцев: присоединившиеся к талибам узбеки и таджики могли не разделять главную цель, но как и талибы, были недовольны правящим режимом (или своими лидерами). Талибан периодически объединял разные сети, но не стал монолитным движением с этнической, религиозной и племенной точек зрения: туда вошли таджики и узбеки с севера (пример консолидации этнических децентрализованных сетей); есть сведения о вхождении в ряды талибов салафитов (пример религиозной сетевой консолидации). Такая децентрализованная сеть стала одним из главных факторов успеха: талибы резко расширили подконтрольную им зону, используя ресурсы и социальный капитал присоединившихся сетей. Однако теперь, когда Талибан находится на грани превращения из террористической сети в политическую, запускаются сложные внутренние процессы, направленные на усиление централизации и установление иерархии, – и с точки зрения авторов, эти попытки могут не увенчаться успехом, потому что характерная для афганского общества децентрализация сетей с присущей им неиерархичностью вернется к своему исходному состоянию, как это было в предыдущие периоды. Раскол между сетью Хаккани (запрещена в РФ), состоящей в основном из представителей племени гильзай, и представителями племени дуррани, свидетельствует об усилении межплеменного противоречия. Недовольство талибов-узбеков и талибов-таджиков можно трактовать как усиление межэтнических противоречий внутри движения. Можно предположить, что децентрализованная сетевая модель, характерная для террористических сетей, оказывается успешной в борьбе с политическими институтами – с действующими иерархиями и политическим порядком. Однако на ее базе невозможно сформировать устойчивую политическую систему и новый порядок.

Основу сетевого общества Афганистана составляют константные социальные сети, представленные этническими, племенными, клановыми, религиозными структурами. Этнические сети – это пуштуны, таджики, узбеки, хазарейцы и др. Религиозные – сунниты, шииты, ханафиты, кадерия. Клановые – панджшерцы, аймакцы, гератцы, джамшиди. Племенные – дуррани, гильзай, нурзай, ахмадзай. Причем племенные сети – сложная сеть взаимодействий различных племенных групп, между которыми существует не только кооперация, но и серьезное соперничество, вплоть до вражды.

В разные исторические периоды различные политические силы пытались как опираться на эти сети, так и выстраивать собственную альтернативную модель с временными сетями – создавали НКО, формировали различные движения, партии и проч. Однако все эти временные сети не могли серьезно конкурировать с константными сетями и так же серьезно влиять на общество. Наоборот – константные сети вносили собственные нормы общественных отношений в каждый новый политический порядок.

Как это происходило в различные исторические периоды? США опирались на внутренние политические сети (правительство, парламент) и на временные сети обеспечения безопасности (армия и полиция), создавали свои сети пропаганды, СМИ и новые медиа, экономические сети (предпринимательские), сети гражданской коммуникации и др. Пожалуй, одним из главных успехов Афганистана за годы присутствия США можно считать развитие местных СМИ. По количеству независимых изданий страна занимала одно из ведущих мест в регионе. Значительная часть крупных национальных СМИ были созданы и существовали на средства иностранных государств, основная часть – при поддержке США. Страны региона также пытались повлиять на политические процессы в Афганистане, создавая лояльные СМИ, однако эти медиа уступали прозападным, которые обладали большей свободой и меньше зависели от местных политиков. Афганская элита свободно владела английским языком, и поэтому западные СМИ, особенно американские, имели особое влияние на политический класс. По некоторым данным, рабочий день президентов (Карзая и Гани) обычно начинался с чтения американских газет. Кроме того, местные СМИ (в основном, созданные американцами) в обязательном порядке транслировали публикации западных СМИ. Так, местные телеканалы (в городах) и радиостанции (в селах) фактически стали ретрансляторами западного контента среди местного населения, не владеющего английским языком.

США создавали свои сети и в виде НКО. После свержения талибов в стране было создано большое количество НКО, и влияние некоторых было настолько велико, что афганские чиновники называли их «параллельным правительством». НКО занимались образованием, медициной, правами человека, развитием новых медиа, культурными программами, развитием предпринимательства и др., оказывали давление на правительство, поэтому афганские власти (особенно при Карзае) пытались контролировать деятельность НКО, изменяя законодательство, но эти попытки не давали ожидаемого результата. Количество НКО в Афганистане стало уменьшаться в 2014 году, сразу же после начала вывода войск НАТО, – и после сокращения финансирования НКО. Вероятно, после захвата власти талибами в 2021 году количество НКО достигло минимального уровня после 2001 г. Однако пока рано говорить о полном прекращении деятельности НКО. Продолжающаяся активность ряда СМИ, новых медиа, гражданского общества (в т.ч. женских организаций) свидетельствуют, что НКО до сих пор пользуются поддержкой извне и оказывают влияние на ситуацию.

Если говорить о временных сетях, которые формировались во время советского присутствия, то тогда формировалась и укреплялась политическая партийная сеть, а именно – единственная правящая партия НДПА. Но СССР создавал и новые сети, способствовавшие социализации (например, через школы и другие образовательные учреждения), и обеспечению безопасности (эти сети действовали только в период советского влияния).

Талибы же опирались главным образом на такие константные сети, как этнические и религиозные, в том числе зарубежные. Понимая важность информирования общества и выстраивания коммуникации, талибы начали формирование собственной информационной сети. Движение, которое ранее имело одного пресс-секретаря (Забиуллу Муджахеда), теперь наращивает количество пресс-служб, чтобы реагировать на запросы общества и одновременно контролировать контент и каналы информирования. В настоящее время талибы назначили пресс-секретарей почти в каждом министерстве, установили контроль над крупными СМИ, профессиональный потенциал которых резко снизился: почти 60% афганских журналистов потеряли работу после прихода талибов к власти, и доверие к официальным СМИ снизилось.

Одновременно в обществе растет влияние сети «новых медиа», разных интерактивных электронных изданий – соцсетей, блогеров, групп в мессенджерах, гражданских журналистов и т.п. Резонансные посты из соцсетей часто перепечатывают СМИ, сами талибы тоже используют возможности новых медиа, чтобы довести до граждан свои решения и реакции. Есть примеры, когда талибам приходилось освобождать задержанных активистов гражданского общества и журналистов, если сообщения об их арестах вызывали возмущение пользователей социальных сетей.

Партийные сети Афганистана в целом опираются на этнические, племенные, клановые, религиозные сети. Например, партия Исламское общество Афганистана – таджикская, Исламская партия Афганистана – пуштунская, Национальное исламское движение Афганистана – узбекская, Исламский союз за освобождение Афганистана – пуштуно-таджикская, Партия исламского единства Афганистана – шиитская. Все указанные выше партии до захвата власти талибами были представлены во власти (главным образом через национальный парламент и провинциальные советы), однако после 15 августа 2021 г. большинство партий власти лишилось. Авторы отмечают, что с этнической точки зрения движение Талибан можно считать политической партией, представляющей пуштунский этнос.

С момента свержения режима талибов в 2001 году и до повторного захвата ими власти в 2021-м влиятельными партиями считались те, что возникли во время советского военного присутствия в Афганистане – так называемый «корпус моджахедов». Проамериканские администрации (Карзай, Гани) так и не смогли (или не захотели) создать партии, пользующиеся поддержкой населения. Впрочем, большинство легальных партий сотрудничали с властями и фактически являлись посредниками между своими сторонниками и властью. После захвата власти талибами влияние партий на политический процесс резко снизилось, большинство лидеров оказались за пределами страны, талибы фактически стали монополистами на политической сцене.

По мнению авторов, практически все новые сети, которые появлялись во время того или другого нового политического порядка, оказывались временными. Эти сети исчезали вместе с уходящими политическими силами. К таким сетям можно отнести часть внутренних и внешних гражданских сетей (НКО), сети пропаганды (СМИ, новые медиа), военные сети (армия, полиция) и др. Но несмотря на то, что эти сети относятся к группе временных, они оставили след в афганском обществе даже после своего ослабления или ликвидации.

Авторы статьи считают, что можно говорить об особом самовоспроизводящемся характере социальных связей в активных сетевых структурах Афганистана: это характер не хаотичный, а регулярный и неслучайный.

В сетевых структурах преобладают горизонтальные связи, которые не являются иерархиями, – наоборот, они противостоят иерархиями, и там нет единого центра управления. В Афганистане сети могут ставить под сомнение доминирующую и детерминирующую роль государственных институтов. История Афганистана знает примеры восстаний племенных сетей, когда власть опиралась лишь на одно племя, проводила несправедливую (с точки зрения отдельных племен) финансовую политику и агрессивный курс по отношению к какой-то группе населения. Еще в период правления Ахмад Шаха в XVII в. недовольные пуштунские племена неоднократно поднимали восстания. Репрессивные меры власти в отношении племен и этносов становились причиной восстаний и в более поздние периоды: можно вспомнить восстание хазарейцев 1893 г. или восстание таджиков под руководством Хабибуллы Калакани в 1928 г.

В афганской модели децентрализованных сетевых структур государственные ресурсы рассматриваются сетями как возможность для реализации своих интересов, и в конце концов, сети заставляют государство обмениваться с ними ресурсами или захватывают само государство. Распределение внешней помощи государственными институтами Афганистана является одним из рычагов удержания контроля над сетями и попыткой их централизации. Когда внешняя помощь прекращается, власть, как правило, теряет ценные материальные ресурсы – и одновременно утрачивает возможность контролировать социальные сети, что усиливает их децентрализацию. Сепаратистские настроения в афганской элите усиливаются, наступает кризис легитимности власти.

На каждом этапе перехода власти в Афганистане новая политическая элита стремится восстановить традиционные иерархии и централизовать общественные и политические сети. И каждый раз в конце этого периода выстроенные иерархии разрушаются под влиянием децентрализованных сетевых структур.

Государственные регуляторы нередко пытаются жестко контролировать сети. Но это не имеет шансов на длительный успех, поскольку сети не живут по законам иерархий. В качестве примера можно привести недавние попытки талибов запретить деятельность правозащитных женских организаций, которые продолжают работать при поддержке «международной общественности».

У сетей есть и конфликтный потенциал, и источниками конфликтов становится несовпадение интересов сетей и общественных институтов, в том числе политических. Особым случаем авторы считают межсетевые конфликты, которые приводят к гражданской войне, что и произошло в Афганистане.

Подводя итоги, ученые подчеркивают: существуют константные структуры и причины, которые приводят к крушению действующего политического порядка в Афганистане и формированию нового. Сетевые децентрализованные структуры Афганистана составляют базис гражданского общества, которое взаимодействует с иерархическими властными структурами, сети способны противостоять власти и дестабилизировать ситуацию. Децентрализованные социальные сети оказываются более успешными в установлении и смене политических порядков, чем централизованные иерархические структуры. Но парадокс в том, что объединяясь с целью свержения очередной власти и добившись результата, в межсетевом взаимодействии снова запускается процесс децентрализации. Все новые политические лидеры пытаются выстроить иерархию отношений с сетями – и с этого момента сети снова децентрализуются. Особенность афганского общества заключается в критически значимой роли константных сетей в установлении и смене политических порядков. И игнорировать социальный капитал и ресурсы сетевой децентрализованной структуры или пытаться заменить ее на другую модель, по мнению авторов, является большой ошибкой и одной из причин политического крушения сил, находящихся у власти в Афганистане в разные исторические периоды.

Общество