











Опубликовано: 01.05.2003 17:25 Печать
Очередное усиление движения Талибан произошло осенью 1996 года. 12 сентября 1996 года талибы взяли Джелалабад, последний город контролируемый оппозиционными талибам пуштунскими полевыми командирами, а 24 сентября столицу Афганистана Кабул.
Несомненно, что новый всплеск военной активности движения Талибан осенью 1996 года означал новый этап в развитии главной геополитической задачи официального Исламабада — в открытии транспортных коридоров в регион Центральной Азии. На первый взгляд, ситуация, сложившаяся вокруг Афганистана к лету 1996 года была наиболее оптимальной для всех заинтересованных сторон. Выход талибов на границы с Туркменистаном, давал возможность приступить к реализации планов строительства газопровода из этой центральноазиатской страны в направлении Пакистана. Прорабатывались также проекты строительства железнодорожных и автомобильных путей сообщения между Центральной Азией и Пакистаном. Территории, контролируемые афганскими военно-политическими группировками, оппозиционными движению Талибан, оставались в стороне от основных транспортных артерий. В то же время их автономность являлась важным элементом системы безопасности Центральной Азии. Ряд группировок, таких как движение генерала Дустума и правительство Рабб ани, играли роль буфера, который ограждал ННГ Центральной Азии от возможного негативного влияния извне.
С другой стороны, по мере развития ситуации стало очевидно, что открытие коридора в направлении от Пакистана к Туркменистану является половинчатым решением. Без решения афганской проблемы в комплексе, масштабные инвестиции в реализацию коммуникационных проектов в Афганистане в принципе невозможны. Так, только затраты на строительство газопровода, планируемые американской компанией “Юнокал”, от г. Мары в Туркменистане до места назначения близ г. Мултан в Пакистане, потребуют 1,9 млрд. долл., а с ответвлением до Северной Индии, 2.5 млрд. долларов.
Следовательно, успехи движения Талибан в 1994-95 гг. в целом не приблизили Пакистан к решению главной геополитической задачи — открытия действующего коридора в регион Центральной Азии.
Кроме того, в этот период заметно активизировались усилия конкурентов Пакистана на открытие транспортных коридоров из региона Центральной Азии. Самым угрожающим для планов Исламабада было открытие транспортного сообщения по маршруту Великого шелкового пути. Оно стало возможным после открытия “в мае 1996 года железнодорожной линии Мешхед-Серахс-Теджен протяженностью 320 км. Благодаря ее строительству оказались связанными системы железных дорог стран Западной и Центральной Азии и Китая. Использование новой трансконтинентальной магистрали сулит весомые выгоды центральноазиатским республикам — ускорение и удешевление транспортировки их грузов в район Персидского залива и в Европу”. Для Пакистана это означало потерю стратегической инициативы. С помощью реализации ряда крупных транспортных проектов Иран стал открыто перехватывать инициативу у Пакистана в открытии транспортных коридоров в регион Центральной Азии. “По иранским подсчет ам, дорога из Средней Азии к портам Персидского залива через территорию Ирана, ежегодно в состоянии пропускать до 1 млн. пассажиров и около 10 млн. тонн грузов, а в перспективе до 30 млн. тонн”. Невозможность быстрой реализации планов строительства газопровода из Туркменистана в Пакистан из-за ситуации в Афганистане также создавала угрозу того, что Тегеран сможет предложить Ашхабаду более выгодный вариант строительства газопровода через иранскую территорию.
Проблема для Пакистана осложнялась и тем, что за период 1994-96 гг. так и не было найдено способов мирного урегулирования в Афганистане. Движение Талибан и противостоящие ему военно-политические группировки находились на неприемлемых друг для друга позициях. Соответственно, сохранялось неизменным состояние перманентной войны, которое реально делало невозможным открытие транспортных коридоров в Центральную Азию. У Пакистана не было никаких проблем в отношениях с ННГ Центральной Азии. Однако, до тех пор, пока сохранялась дефрагментация Афганистана и состояние войны в этой стране, развитие отношений Пакистана и Центральной Азии носили характер весьма отдаленной перспективы. Дополнительные сложности для Исламабада создавало и то, что ННГ Центральной Азии, при всей готовности идти навстречу выгодным экономическим предложениям Пакистана, объективно не были готовы в 1996 году отказаться от существующей системы безопасности, составной частью которой было существование буферных объединений на территории Северного Афганистана. Следовательно, внутриафганские противоречия все более отчетливо становились главным препятствием на пути открытия транспортных коридоров между Центральной Азией и Пакистаном.
Перспективы усиления роли Ирана в качестве основного транспортного маршрута для региона Центральной Азии на южном направлении, обозначившиеся к середине 1996 года, не соответствовали также и приоритетам политики США в регионе. К середине девяностых годов все более четкие очертания приобретала “Большая геополитическая игра” за влияние вокруг Каспийского моря и в регионе Центральной Азии. В этих условиях Вашингтон, естественно, не мог допустить, чтобы единственный действующий маршрут из региона Центральной Азии, который проходил мимо России, находился под контролем давнего противника США Исламской республики Иран.
К лету 1996 года активизировались и противники движения Талибан внутри Афганистана. В силу существующих противоречий между, с одной стороны, талибами-пуштунами и национальными меньшинствами Афганистана, с другой — талибами-пуштунами и традиционными пуштунскими организациями, в 1996 году встал вопрос о консолидации интересов национальных меньшинств и пуштунов-”традиционалистов” в борьбе против общего противника движения Талибан.
Инициатором консолидации выступило “правительство Афганистана” президента страны Раббани. Именно позиции партии Раббани выглядели наиболее уязвимыми в обстановке, когда в Афганистане появился реальный претендент на политическую власть в масштабе всей страны — движение Талибан. Было ясно, что движение Талибан будет стремиться захватить Кабул, который с 1992 года в основном контролировали таджикские формирования партии Раббани/Масуда. Пока в Афганистане сохранялось состояние гражданской войны среди большого количества военно-политических организаций, движение Раббани/Масуда, безусловно, занимало лидирующие позиции.
Появление движения Талибан на афганской политической сцене резко изменило ситуацию для “правительства Афганистана”, возглавляемого Раббани. В Кабуле при Раббани наверняка отдавали себе отчет об опасности идеи пуштунской реставрации. Стремясь предупредить неблагоприятное для себя развитие ситуации, в июне 1996 года в состав “правительства Афганистана” Раббани был введен в качестве премьер-министра один из самых влиятельных афганских политиков из числа этнических пуштунов Г. Хекматиар. Главные противники времен гражданской войны 1992-94 гг. объединились, чтобы создать единый антиталибский фронт с участием, как политических организаций национальных меньшинств, так и объединений этнических пуштунов. Однако это означало, что противники движения Талибан готовятся к длительной войне с тенденцией восстановления утерянных в ходе наступления талибов в 1994-95 гг. позиций в пуштунских районах Афганистана. Соответственно, это создавало дополнительную угрозу для любых инвестиционных проектов в зоне, кон тролируемой движением Талибан.
Указанные выше внутренние и внешние причины в комплексе привели к тому, что военные возможности движения Талибан в очередной раз резко возросли в сентябре 1996 года. Талибы захватили сначала крупный город Джелалабад вблизи пакистанско-афганской границы, затем столицу страны Кабул. Ахмад Шах Масуд отвел свои отряды в Панджшерское ущелье к северу от Кабула. На север, за перевал Саланг в провинцию Баглан отошли и отряды Хекматиара. Назывались разные причины столь внезапного поражения одной из самых сильных армий на территории Афганистана, занимавшей, к тому же, оборонительные позиции в кабульском укрепленном районе. Предательство со стороны отрядов Хекматиара, которым были переданы часть позиций к югу от Кабула, планомерный отход Масуда с целью продемонстрировать населению Кабула, что из себя на самом деле представляют талибы и т. д.
Скорее всего, основную роль сыграло, как и в 1994 году резкое усиление боевых возможностей талибов со стороны Пакистана. “Победа талибов в сентябре 1996 года над различными враждующими группировками вокруг Кабула выглядит в целом как успех пакистанской политики. Хотя пакистанские политики отрицают свою вовлеченность в афганские события, немногие верят этому. Без значительной поддержки со стороны Пакистана сомнительно, что талибы смогли бы настолько усилиться, чтобы добиться такого успеха. Дело не только в том, что они хорошо вооружены, они в первую очередь хорошо дисциплинированы”. Кроме того, не мог не сказаться и фактор пуштунской солидарности. Пуштунские полевые командиры в Джелалабаде и под Кабулом были поставлены в ситуацию выбора между лояльностью своим терпящим поражение традиционным лидерам и хорошо организованному движению Талибан, контролирующему почти все районы проживания пуштунов и стремящемуся к восстановлению единого афганского государства. Нельзя было исключать возможность массового перехода местных полевых командиров из числа этнических пуштунов на сторону более сильного движения Талибан.
Захват Кабула вызвал потрясение во всей системе национальной безопасности ННГ Центральной Азии. Существование буферных объединений на территории Афганистана было одним из ключевых факторов ее стабильности. Соответственно, контроль “правительства Афганистана” Раббани над столицей страны Кабулом занимал ведущее место в стабильности и неизменности системы буферных образований, ограждающих ННГ Центральной Азии от возможного негативного влияния с юга. 4 октября 1996 года в столице Казахстана г. Алматы состоялась чрезвычайная встреча лидеров ННГ Центральной Азии, за исключением президента Туркменистана Ниязова, имевшего особое мнение относительно успехов талибов, и премьер-министра России Черномырдина. Победа талибов представляла прямую угрозу сложившейся системе региональной безопасности ННГ Центральной Азии и геополитическим интересам России в регионе. Характер этой угрозы лишний раз подчеркивался уровнем встречи в Алматы. Главная угроза, которая стояла перед ННГ Центральной Азии, в связи с соседством с зоной афганского конфликта, заключалась в потенциально возможной дестабилизации государственных структур этих стран в период формирования системы собственных интересов и приоритетов в процессе государственного строительства после распада СССР. Угроза приобрела зримые очертания в ходе развития кризиса в одном из новых независимых государств Центральной Азии — Таджикистане. При ликвидации последствий этого кризиса произошло оформление основных принципов действующей системы безопасности ННГ Центральной Азии. Впоследствии, важным элементом системы безопасности стали буферные псевдогосударственные объединения на территории Афганистана.
В результате взятия талибами Кабула, под сомнение были поставлены базовые принципы организации системы безопасности ННГ Центральной Азии. В то же время, ситуация вокруг взятия талибами Кабула впервые обозначила процесс начала обособления интересов отдельных государств, участвующих в формировании системы региональной безопасности ННГ Центральной Азии. Причем, в регионе происходили два взаимосвязанных и взаимозависимых процесса. С одной стороны, происходило разделение собственно системы безопасности ННГ Центральной Азии и геополитических интересов России. С другой — обособление интересов отдельных государств в пространстве Центральной Азии друг от друга.
Необходимо иметь в виду, что в 1992 году вопрос о формировании самостоятельных политических и социально-экономических систем новых независимых государств, образовавшихся в пространстве Центральной Азии вследствие распада СССР и ухода России из региона, находился на начальной стадии разрешения. Поэтому формирование единой системы безопасности на основе сохранения системной целостности в пределах границ бывшего СССР для ННГ Центральной Азии было вполне естественным и актуальным. Это имело прямое отношение к вопросу об обеспечении преемственности власти новыми управляющими элитами ННГ Центральной Азии в качестве непременного условия сохранения стабильности государства и общества. По мере завершения процессов государственного строительства, в ННГ Центральной Азии, равно как и в новой России, происходило формирование собственных системных интересов, базирующихся в первую очередь на проблемах и задачах экономического развития. Наиболее отчетливо новые тенденции проявились в Туркменистане. Полная зависимость экономики страны от газовой отрасли, сразу после получения независимости предопределила тесные связи Ашхабада с Россией, контролирующей единственный путь транспортировки туркменского газа на мировые рынки. В июле 1992 года Ашхабад подписал соглашение о совместном командовании с Россией вооруженными силами, оставшимися на территории Туркменистана после распада СССР. По условиям соглашения из 60 тысяч солдат и офицеров бывшей советской армии 15 тысяч (авиация и система ПВО) находились под прямым управлением из Москвы, остальные под совместным командованием. Другое соглашение, достигнутое в августе 1992 год а, обеспечивало присутствие российских пограничных войск на пятилетний переходный период (с возможностью автоматического продления еще на 5 лет), в течение этого срока они должны были оказать помощь в создании туркменских пограничных войск. Таким образом, система безопасности Туркменистана из всех ННГ Центральной Азии была в наибольшей степени связана с Россией.
Со временем, для Ашхабада стал большим разочарованием тот факт, что российская компания Газпром, владелец всех российских газовых сетей, отказалась допустить туркменский газ на ликвидные рынки Западной Европы, предложив взамен проблемные рынки Украины и Закавказья. Поэтому, для Туркменистана проблема открытия транспортных коридоров к мировым рынкам носила очень конкретный характер. Она полностью концентрировалась на идее строительства новых газопроводов для экспорта туркменского газа. Два возможных варианта строительства таких газопроводов проходили через территории Ирана и Афганистана. Только этот факт сделал Туркменистан активным участником “Большой геополитической игры” и предопределил особое понимание проблем региональной безопасности Центральной Азии, а также особую позицию в отношении афганского конфликта в целом и движения Талибан в частности. Появление талибов на туркменско-афганской границе в 1995 году давало Ашхабаду реальный шанс надеяться на решение в ближайшее время проблемы строительства газопровода. Планы строительства, предложенные американской компанией “Юнокал ойл” были вполне реальны. В курсе событий было и руководство российской компании Газпром. Хотя, объективно, новый газопровод из Туркменистана в южном направлении не отвечал геополитическим интересам России, тем не менее, коммерческая ценность этой сделки, в первую очередь для Газпрома, была весьма высока. Это во многом объясняет весьма спокойную реакцию руководства России и российских пограничников на факт появления в 1995 году на туркменско-афганской границе, в зоне их ответственности, бойцов радикального исламского движения Талибан.
Весьма показателен в этом плане довольно эмоциональный аналитический материал, появившийся в сети Интернет на сайте Национальной службы новостей России под названием “Афганский узел” 10 октября 1996 года, вскоре после падения Кабула 26 сентября и встречи в Алматы 4 октября глав государств Центральной Азии и премьер-министра России Черномырдина. В нем отмечается тот факт, что Россия полагает себя обманутой в связи с захватом Кабула отрядами движения Талибан. Прежние договоренности относительно строительства газопровода из Туркменистана в Пакистан с участием Газпрома оказались аннулированы. Автор материала отмечает, что “вернувшись к проекту строительства газопровода из Туркменистана через Афганистан в Пакистан, стоит добавить, что еще до августа (1996 года — прим. авт.) предполагалось участие в нем российского “Газпрома” с долей в 45% при участии американской “Юнокал” с долей до 40 %. Как сообщила Би-Би-Си, с “Юнокал” договор уже заключен, но началу работы препятствовала нестабильность в Афг анистане, и потому приходилось идти на сотрудничество с Газпромом. Теперь же, после штурма Кабула, упоминание Газпрома из проектов трубопровода “ИСЧЕЗЛО ВООБЩЕ”. У российской стороны были все основания полагать, что планы строительства газопровода из Туркменистана в Пакистан через афганскую территорию, без участия российской компании Газпром, противоречат геополитическим интересам России в регионе.
Захват Кабула отрядами движения Талибан привел к консолидации интересов ННГ Центральной Азии и России вокруг идеи неизменности сложившейся региональной системы безопасности. Межгосударственные противоречия, вполне естественные в ходе формирования интересов и приоритетов новых независимых государств, отошли на второй план, перед появившейся угрозой стабильности всей системы безопасности стран Центральной Азии. Встреча в Алматы 4 октября 1996 года реально дала импульс созданию единой антиталибской коалиции в Северном Афганистане, которая рассматривалась в качестве буфера, ограничивающего ННГ Центральной Азии от нежелательного влияния извне, в качестве главного условия стабильности системы безопасности. Для создания эффективной антиталибской коалиции в октябре 1996 года необходимо было решить главный вопрос — вступление в ее состав группировки афганских узбеков Джумбиш и-Милли (Народное исламское движение Афганистана, НИДА) под руководством генерала Абдул Рашида Дустума. Дустум контролировал 6 северных провинций Афганистана, единственный крупный город Мазари-Шариф, где сохранились элементы проведенной в стране модернизации и располагал хорошо обученной и вооруженной армией.
Необходимо отметить, что для Дустума и общины афганских узбеков в целом вопрос о поддержке антиталибской коалиции не стоял настолько остро, как это представлялось в столицах ННГ Центральной Азии. До осени 1996 года Дустум не участвовал в боях с талибами и, тем самым, сохранял возможность для соглашения с ними, например, на условиях предоставления ему широкой автономии. Дустум не мог не понимать, что война против талибов, контролирующих три четверти страны, потребует от его армии и от афганских узбеков в целом значительных жертв без какой-либо гарантии на победу. При этом перспектива союза с давними противниками Хекматиаром и Раббани по гражданской войне в Афганистане не могла вызвать энтузиазма у Дустума. Осенью 1996 года все отдавали себе отчет в том, что регулярная армия Дустума может решить исход войны между движением Талибан и его оппонентами. Так, как это однажды произошло весной 1992 года, когда перед лицом неминуемого поражения 53 узбекская дивизия армии Наджибуллы под командованием генерала Дустума сменила фронт, тем самым, решив судьбу коммунистического режима в Кабуле.
После взятия талибами Кабула в октябре 1996 года, Дустум уже не мог быть сторонним наблюдателем разворачивающихся на территории Афганистана событий. Главная проблема для Дустума заключалась в необходимости сделать выбор. В том же российском источнике из Национальной службы новостей отмечалось, что “уже в первых числах октября (1996 года — прим. авт.) Дустум имел телефонные разговоры с министрами иностранных дел Турции и Пакистана Тансу Чиллер и Сардаром Асифом Али, а также заведующим афганским сектором госдепартамента США Рубеном Рафаилом. Все они призвали генерала признать правительство талибов. Чиллер предложила провести в Анкаре встречу между Дустумом и представителями Талибан и обсудить с Дустумом вопросы участия в будущем правительстве. Одновременно МИД Пакистана сообщил, что его страна выступит в роли посредника между Дустумом и талибами” Союз Дустума с движением Талибан сразу решил бы все проблемы пакистанской внешней политики в отношении открытия транспортных коридоров в регион Центральной Азии. Союз пуштунов на юге с афганскими узбеками на севере позволил бы получить признание легитимности правительства Талибан в глазах мирового сообщества. Поэтому позиция Дустума имела принципиальное значение для Исламабада. В начале октября 1996 года было хорошо заметно, что Дустум колеблется.
Решающее влияние на итоговое решение генерала Дустума поддержать усилия антиталибской коалиции наверняка сыграли те обязательства, которые могли быть даны ему со стороны ННГ Центральной Азии и России. Участие в исторической встрече 4 октября 1996 года в Алматы президента Узбекистана Каримова это лишний раз подтверждает. У официального Ташкента не могло не быть инструментов влияния на позиции генерала Дустума. В результате стало возможным сформировать антиталибский альянс из многочисленных оппозиционных движению Талибан афганских военно-политических группировок. В октябре 1996 года на севере был организован Высший Совет обороны, председателем которого стал лидер Джумбиш и-Милли генерал Дустум. В ноябре “президент” Афганистана Раббани объявил генерала Дустума вице-президентом страны с правом назначать министров и чиновников министерства обороны и министерства иностранных дел.
Поддержка Дустумом и узбекской общиной антиталибской коалиции привела к активизации ее вооруженных формирований. Ахмад Шах Масуд при поддержке отрядов Хекматиара перешел в наступление из Панджшерского ущелья в направлении на Кабул. Однако войска Масуда были остановлены на северных подступах к столице Афганистана, где в октябре-ноябре 1996 года продолжались позиционные бои. Было ясно, что без поддержки армии Дустума отряды Масуда и Хекматиара не смогут взять Кабул. В то же время, ни узбеки Дустума, ни шииты-хазарейцы из партии Хезбе и-Вахдат, активного участия в штурме столицы так и не приняли. Внутренние противоречия среди членов вновь образованной коалиции оказались сильнее стремления к победе над общим врагом — талибами. В принципе в тот момент регулярная армия генерала Дустума могла бы помочь отрядам Масуда разбить талибов и занять Кабул. Однако это бы означало усиление значения группировки Раббани-Масуда, а, следовательно, и объективное ослабление влияния Дустума на ход событий. Контроль над Кабулом “правительства Афганистана” под руководством Раббани, в котором министром обороны являлся Ахмад Шах Масуд, реально отодвигал только что сформированный оппозиционный Высший Совет обороны, возглавляемый Дустумом, на второй план. Кроме того, взять Кабул было бы проще, чем его потом удержать. Особенно, если учесть, что за годы войны большинство полевых командиров пришли к осознанию себя в первую очередь в качестве региональных лидеров. Контроль над отдельными провинциями и городами является основой их политического влияния в раздробленной стране. С этой точки зрения, попытки Масуда взять Кабул отражают его стремление вернуть утраченные позиции. Поэтому раз за разом при любом благоприятном стечении обстоятельств отряды Масуда предпринимают атаки на афганскую столицу.
Основой же политической власти генерала Дустума являлись 6 северных афганских провинций. Южная граница интересов Дустума проходила по перевалу Саланг, отделяющему Северный Афганистан от остальной части страны. Война за Кабул означала как для Дустума, так и для других североафганских политических группировок национальных и религиозных меньшинств, участие в борьбе на чужой территории, что не только не могло принести прямых дивидендов, но и грозило ослаблением позиций в контролируемых ими регионах. Так или иначе, Дустум осенью 1996 года так и не перешел южной границы своего влияния, перевала Саланг. А одних усилий армии Масуда не хватило для успешного штурма столицы Афганистана. В итоге, после первых успехов Масуду, поздней осенью 1996 года пришлось под давлением талибов снова отступить в Панджшерское ущелье. В этой связи весьма символично выглядит решение Дустума взорвать в январе 1997 года тоннель на перевале Саланг. Тем самым, Дустум обозначил южную границу своего влияния и, одновременно, сделал заявку на приоритет стратегической обороны северных территорий.
Традиционно основные военные действия на территории Афганистана ведутся в период с ранней весны до поздней осени, когда открыты горные перевалы. Соответственно, очередная активизация боевых действий произошла ранней весной 1997 года в Западном Афганистане, где отряды движения Талибан могли пройти в северные провинции, контролируемые Высшим Советом обороны (антиталибским альянсом), минуя горную гряду Гиндукуш, отделяющую Юг Афганистана от его Севера. Основные перевалы на Гиндукуше, Саланг и Шибар, были в этот момент блокированы соответственно, отрядами генерала Дустума и шиитов-хазарейцев Халили. Западная провинция Бадгис, где ранней весной 1997 года шли основные боевые действия, входила в зону ответственности генерала Дустума. Вместе с его войсками в провинции действовали отряды бывшего губернатора Герата Исмаил-хана. Весьма символично, что главные бои развернулись вокруг г. Калайи-Нау, административного центра провинции Бадгис. Наблюдатели отмечают, что “усиление боевых действий объясняется тем, что через Бадгис открывается прямой путь на Герат, важный в стратегическом отношении город, расположенный недалеко от иранской границы. В свою очередь, через Герат проходит шоссе на Кандагар, где расположена штаб-квартира движения “Талибан”. С другой стороны, провинция Бадгис имела ключевое значение для движения Талибан. Только из этой провинции был возможен прямой доступ в районы, контролируемые генералом Дустумом. Соответственно, весной 1996 года в провинции Бадгис шли позиционные бои за тактическое преимущество, в которых ни одна из сторон не могла добиться серьезного преимущества.
В то же время, сам факт активизации формирований генерала Дустума в союзе с отрядами Исмаил-хана на стратегически важном направлении на Герат делал невозможным начало строительства стратегически важного газопровода из Туркменистана в Пакистан. Если Дустум старался, в первую очередь обеспечить безопасность районов, находящихся под его контролем, то того же нельзя было утверждать в отношении Исмаил-хана. Бывший губернатор Герата являлся членом партии Исламское общество Афганистана Раббани и поддерживал тесные отношения с Ираном и в годы войны против советского присутствия, и в бытность губернатором Герата, и после изгнания его из этого города талибами. Присутствие Исмаил-хана в отрядах Дустума подтверждало его стремление вернуть Герат и, тем самым, установить прямое территориальное сообщение антиталибского альянса с Ираном. В этом случае все проекты открытия транспортных коридоров в регион Центральной Азии были бы обречены на провал. Естественно, что такая перспектива, во многом явившаяся результатом координации усилий ННГ Центральной Азии, России и Ирана по сохранению изоляции зоны афганского конфликта, не могла устроить в первую очередь Пакистан. Позиционные бои талибов с формированиями Дустума и Исмаил-хана на западе Афганистана, наступление отрядов Ахмад Шах Масуда на востоке страны, в провинциях Нангархар, Кунар и Лагман, а также блокада антиталибским альянсом перевалов Саланг и Шибар через горный массив Гиндукуш, не оставляли шансов на завершение афганского конфликта в ближайшей перспективе.
В то же время, несмотря на размах вооруженного противостояния в Афганистане, продолжались переговоры о строительстве газопровода из Туркменистана в Пакистан. Об этом лишний раз свидетельствуют итоги визита президента Туркменистана Ниязова в Индию в феврале 1997 года. По словам министра иностранных дел Туркменистана Бориса Шихмурадова “особое внимание на переговорах Ниязова и Деве Говды (премьер-министра Индии — прим. авт.) уделялось вопросу о возможностях транспортировки туркменского газа через территорию Афганистана в Пакистан и далее, возможно, в Индию. Проект строительства такого газопровода разрабатывается международным консорциумом во главе с американской корпорацией “Юнокал”. Сейчас уже согласованы все организационные и технические вопросы, связанные с реализацией этого проекта. Перспективы строительства газопровода нашли понимание на государственном уровне, и в ближайшее время ожидаются конкретные шаги в этом направлении от Пакистана, афганской стороны и Индии”. В высказывании туркменского министра иностранных дел в феврале 1997 года предельно открыто было указано, что согла сование на “государственном уровне” предполагает принятие соответствующих мер для устранения препятствий для начала строительства стратегически важного газопровода из Туркменистана в Пакистан.
Противостояние между движением Талибан и антиталибской коалицией в Афганистане приняло затяжной характер. Поэтому только неординарные меры могли бы радикально изменить ситуацию в стране. Похоже, что такой неординарный ход и был связан с неожиданным мятежом генерала Абдул Малика в мае 1997 года.