» «Музей в Афганистане способен восстановить мир»

Опубликовано: 22.03.2006 13:16 Печать

Правительство Исламского Государства Афганистан решило преодолеть межэтническую вражду путем просвещения и культурного сотрудничества. Афганское правительство обратилось к российским специалистам-этнографам с просьбой разработать концепцию историко-этнографического музея, который был бы сформирован по принципу «семья народов». Предложение было принято. В Афганистан два раза отправлялась экспедиция из российских ученых — сотрудников петербургского Российского этнографического музея (РЭМ). По итогам поездок была сформулирована концепция нового музея. Выбранное место музея — провинция Герат — центр афганской культуры, которая уникальна потому, что сохранила живую память о нескольких древних эпохах: эллинизме, зороастризме, буддизме и исламе. Презентация концепции музея состоялась в феврале в Москве. Более детально и о результатах экспедиций, и об идее нового музея в Герате корреспонденту «Времени новостей» в Санкт-Петербурге Ольге ШЕРВУД рассказала старший научный сотрудник Российского этнографического музея Инна КАРПУШИНА.

— Когда и как начался этот проект?

— Два года назад тогдашний министр гражданской авиации и туризма Республики Афганистан господин Мирвайс Садык посетил Москву и Петербург. Панорама «Бородинская битва» в столичном комплексе у Поклонной горы и Этнографический музей в Петербурге произвели на него сильное впечатление. Он предложил своему отцу, губернатору Герата Исмаил Хану, создать у себя нечто похожее и на то и на другое. Исмаил Хан, легендарный полевой командир, один из самых влиятельных людей в Афганистане сегодня, идею поддержал. Мирвайс Садык погиб в марте 2004-го в результате покушения на его отца. Исмаил Хана президент Хамид Карзай переместил с поста губернатора Герата на должность министра энергетики и водных ресурсов.

Но это не остановило события. В апреле 2005-го петербургские музейщики впервые посетили Герат и нашли место для будущей экспозиции — целый квартал вокруг огромной водонапорной башни семнадцатого века. Сейчас здание реставрируется силами Фонда Ага-хана, укрепляются стены. Вокруг башни — галерея ремесленных и торговых лавок и мастерских, они станут составной частью музея, как бы «живыми экспонатами». Сейчас мастера, как и пятьсот лет назад, выдувают стекло и лудят металлическую утварь. Здесь можно встретить все — и коконы с шелкопрядом внутри, и восточные самовары, и машинку «Зингер»…

Целый год в РЭМ составляли проект тематико-экспозиционного плана будущего музея. И вот в январе 2006-го Юрий Карпов и Владимир Дмитриев, увлеченные этим проектом специалисты по культуре народов Кавказа, осуществили первую «примерку» своего плана на местности.

— Расскажите, пожалуйста, о своих непосредственных впечатлениях от Афганистана. Как там сейчас относятся к людям из России?

— Невероятно дружелюбно. Трудно поверить, но это так. Мы сами были потрясены — все же ехали в воюющую страну, недавно пережившую режим талибов, которые еще то и дело дают о себе знать. Мы, признаюсь, просто боялись: что нас ждет и можно ли себя как-то уберечь или неприятности будут неизбежно? Но в Кабуле постоянно к нам подходили и говорили — хуже-лучше, но по-русски: «А я учился в Рязани». Или в Ростове-на-Дону… У многих родственники в России. Вслед нам часто неслось: «Шурави, шурави…» — очень доброжелательно. Все, с кем мы говорили, непременно сообщали, что сохранили очень теплую память о советских специалистах — то есть о временах довоенных.

— Такое отношение у пожилых людей?

— Не только. Скажем, в Герате, где по-русски и по-английски говорят гораздо меньше, чем в Кабуле, нам помогал замечательный человек по имени Дауд. Причем в основном по телефону — мы звонили ему при необходимости, и он «разруливал» возникающие ситуации, сам находясь то в Кабуле, то в Кандагаре, то в дороге между ними. Пришел познакомиться лишь в последний день нашей экспедиции. Ему между тридцатью и сорока, блестяще говорит по-русски — учился, по-моему, в Душанбе. В ответ на слова благодарности он сказал фразу, которая наполнила меня очень теплым чувством: «Если бы вы знали, сколько мне помогали в России. Я должен вернуть».

— То есть все без проблем?

— Конечно, ситуации были разные… Восток совсем другая цивилизация, но стало ясно: Афганистан способен затянуть по самую макушку. Вот почему немало советских военнопленных осталось здесь. Их, думаю, никто специально не считал; они, как нам говорили, абсолютно социализированы, граждане страны и полноценные члены общества. Как правило, имеют семьи, детей. К ним не относятся как к париям или захватчикам.

Это своеобразно отражено и в той части афганского подобия «Бородинской панорамы», которое уже начали возводить в Герате. Живописная часть — панорама этапов борьбы афганского народа за свою свободу. Изображения боев с советской армией. Совещание у Исмаил Хана. Вот Исмаил Хан и женщина, которая принесла ему хлеб. Разлетающиеся танки. Воины ведут пленного советского солдата. Таблички с биографиями шахидов, то есть погибших за веру (в отличие от моджахедов — слово «моджахед» означает героя вообще). Интересно, что советские специалисты завезли в Афганистан слово «басмач», так называют бандитов.

На горе высажена роща из пятидесяти тысяч сосен. Ее история замечательна. Исмаил Хан пригласил всех горожан к себе на обед. Каждый должен был прийти с саженцем. Люди весь день работали, посадили деревья, а потом обедали с губернатором.

Рядом будет музей артиллерии, по сути, из советской техники. Остатки нашего вертолета уже стоят. В центре фонтана — фигура советского солдата; логика такая: он стоит, защищая свою военную базу (ту самую артиллерию). Сегодня мы уже не враги для афганцев, нас нет с оружием на их земле.

И все же когда уже на обратном пути в гератском аэропорту в очереди на кабульский рейс мы столкнулись с афроамериканцем, машинально раскланялись друг с другом. Ощутили себя почти родственниками. Это было так неожиданно и курьезно, что все рассмеялись. Стало ясно, насколько цивилизация Востока другая. Это иллюзия, что европеец может легко войти в эту жизнь. А с непривычки еще и очень устаешь.

— А каково сейчас женщинам в Афганистане?

— Большинство ходит в чадарах, накрывшись полностью. Забавно видеть молоденькую барышню, всю закрытую голубым чадаром, из-под которого выглядывают черные брючки и туфли на шпильках. Нам объяснили, что хеджоб — или хиджаб, как у нас говорят, — не только платок. Это процесс стремления человека к целомудрию. Длинный рукав — хеджоб. Волосы убрать — хеджоб. При этом десять лет назад кабульских женщин трудно было отличить от парижанок или москвичек. Многие из тех, кто вел себя столь раскованно, потом эмигрировали. А кто-то уже вернулся назад. Сейчас они носят чадар, в том числе по собственной инициативе. Противоречий очень много. Скажем, мы наблюдали ситуацию, как при появлении в комнате мужчин две пожилые женщины, которые пришли в гости, совершенно рефлекторно закрыли лица, легко встали и буквально «утекли» в мгновение ока. Это движение было невероятно грациозно. Просто балет.

— Девочки с какого возраста закрываются?

— Знаете, мы побывали в больнице (кстати, главная проблема — туберкулез, ежегодно умирает около двадцати тысяч человек). Там видели совершенно изумительные карикатуры, призывающие не брать девочек младше четырнадцати в жены. Вероятно, в женской части пульмонологического отделения наглядная агитация рассчитана на матерей — это же сговор между семьями. Думаю, примерно с этого возраста девочки уже лица и закрывают. На улице можно встретить только мальчишек, среди них есть совершенно замечательные — рыжие, даже ярко-рыжие, конопатые, голубоглазые.

— А что требовалось от вас, иностранок?

— Нас предупредили: ни в коем случае не подавать руки. Конечно, мы были с прикрытыми головами. Впрочем, в офисе BBC, где работают в том числе и афганки, мне сказали почти с упреком: «Даже наши женщины в офисе не ходят в платках все время». В общем, позитивное любопытство к нам пересиливало, может даже, и некоторое недовольство тем, что где-то с головы падал платок. Хотя в общественных местах или в традиционной деревне мы его плотно завязывали.

Внимание к нам было повышенным еще и потому, что одна из нас — афганка по отцу. Это Салима Зариф, журналист Российского телевидения. Благодаря ее многочисленным родственникам мы побывали в «настоящей» афганской семье — ее тетя, муж, восемь детей. Хозяин дома работает в двух местах и получает около шестисот долларов, что очень неплохо по афганским меркам. Он удивил нас: за общим столом, совершенно как европеец, говорил о своей прекрасной жене, воспитавшей его детей. Но это, конечно, не было тостом. В Афганистане сухой закон.

А его жена поразила своей необыкновенной любовью к Салиме — хотя они виделись впервые и общались через переводчика. Один брат этой женщины в России, второй в Германии, а других родных по отцовскому дому у нее нет. И она страшно тоскует, мечтая об их возвращении, мечтая собрать всю семью.

Визит к ним запомнился очень сильно. В первую очередь — этой женской эмоцией, очень сдержанной, но очень пронзительной. Впрочем, Афганистан вообще страна, живущая эмоциями.

— Как обеспечивалась ваша безопасность?

— Кабул и Герат контролируются госвластями, но это лишь островки в стране, по которой путешествовать никто в здравом уме не посоветует. Главный бизнес талибов — киднепинг, взрослыми тоже не брезгуют. Мне об этом рассказал шеф бюро BBC в Афганистане господин Маруф, урожденный афганец, а теперь британский подданный.

Нас достаточно плотно опекал МИД Афганистана. Временами даже плотнее, чем хотелось. Хотя не сопровождали неотлучно. На улицах мы чувствовали себя достаточно безопасно. Однако сотрудникам гостиницы было дано четкое распоряжение: в комнату к нам не пускать никого, даже родственников Салимы. Любые контакты с местным населением могли происходить только в отдельной комнате в присутствии третьих лиц.

— А наш МИД?

— Никакого интереса не проявил.

— Как выглядит Герат?

— Герат был сохранен Исмаил Ханом — он не стал вести бой с талибами, а сдал город. Талибы ушли, а древний город был спасен. Можно увидеть Арк Ихтиаруутдин, своего рода гератский кремль. Это первые границы Герата. Позже он был захвачен Александром Македонским, который потом его восстановил. А когда в Герат ворвалась армия Чингисхана, то из двух миллионов жителей, как нам рассказывали, выжило только семь человек. Они прятались в минаретах. Разрушения были чудовищные. Руины Арка на холме; уже после советских войск и талибов там располагалась база миротворцев. Сейчас ЮНЕСКО возобновило работы по реставрации и консервации этого древнейшего памятника.

В Герате хрустальный, абсолютно прозрачный воздух. После Кабула это особенно заметно — в столице страшная пыль. И оттого, что там повсеместно руины; например, дворец Амина стоит разрушенный — прямо напротив кабульского исторического музея. И оттого, что город не продувается ветрами. Летом там, наверное, очень тяжело.

— Вы встречались с нынешним губернатором Герата?

— Да, в последний день пребывания там. Мы опаздывали на самолет, но он сказал: «Не волнуйтесь. Я буду давать интервью». Отвечал своеобразно, как бы не очень замечая вопросы, но рассказывал очень интересные вещи. Отметил, что у него в правительстве две женщины и что вопросы культуры ему все-таки не очень близки, так как в детстве он был боевиком. Мы получили губернаторские подарки: гератское стекло ручной работы, очень красивое, в своеобразно-нарядной упаковке и с этикеткой, где на английском и фарси было написано, что это подарок губернатора. Эти коробки не досматривали в аэропорту. Мы вручили в ответ каталог нашего музея и шкатулку с изображением Эрмитажа… А самолет нас ждал — по его указанию. Кстати, нам очень повезло — это был случайный рейс для иностранцев, так как все афганские самолеты перевозили паломников в Мекку. И мы могли вообще не улететь…

— Каковы простые афганцы?

— Очень красивые люди, с тонкими лицами оливкового цвета. С большим самоуважением. Нищие есть. Они просят. Но выражение лица при этом очень достойное. Не знаю, как у них это получается. Очень бросается в глаза, что торговцы ведут себя иначе, чем в обычных туристских местах. И в Турции, и в Египте, и даже на Кипре тебя буквально тащат в лавку, а здесь продавец апельсинов будет стоять и ждать, пока ты подойдешь. Ответит на вопрос, если ты его задашь. Но пытаться «впарить» что-то, конкурировать за тебя с собратьями не станет. Меня это абсолютно потрясло.

— Как они живут?

— Электричество в Кабуле гаснет раз по пятнадцать в день, а вот Герат гордится своей электрификацией. Есть телевидение, радио. Мобильные телефоны, даже самые навороченные, в изобилии, обычные — само собой.

Но туалеты, мягко говоря, своеобразные… Воду часто носят на себе, берут ее в арыках на улицах; в гостинице вода с перебоями. Большая проблема с теплом в домах. Афганцы считают свою страну теплой и о централизованном отоплении не заботятся, а зимой сами ходят часто с насморком, с температурой. В основном греются традиционным способом — жаровня с углями ставится под топчан, туда засовывают ноги, сверху накрываются одеялом. Как поставить ноги в уголь, я так и не поняла. В кабульской гостинице у нас была замечательная газовая печка с открытым огнем, ее тепла на всю комнату хватало, а электрические обогреватели в Герате не справлялись.

— Еда?

— Хлеб — на фарси «нон», это лаваш, очень вкусный. И пища вообще — «нон». Любимый корнеплод — морковь. Бесконечны на улицах машины, забитые доверху кочанами цветной капусты. Все время встречались люди, которые несли крашеные яйца; мы так и не добились ответа, что это значит.

Основная еда, конечно, рис (как и основная сельскохозяйственная культура — возможно, после мака) — кобули. То, как готовят, вызывает просто кулинарный восторг. Очень вкусно. Абсолютно по древней технологии, в казанах, в которых его невозможно переварить или как-то испортить.

Таким же архаическим способом ведут сельское хозяйство. В деревне мы увидели молотильное колесо, которое упоминается в Библии. Все агрегаты деревянные. Каменные ручные жернова. Пашут-сеют на волах, точнее даже на быках. И чувствуют себя при этом прекрасно. Но прогресс не остановить.

— «Живой музей» исчезнет?

— Безусловно. Сейчас в каждой лавочке музейные экспонаты. Даже если вещи сделаны недавно, они сделаны точно так, как тысячу лет назад. Из тех же материалов, теми же орудиями труда и теми же приемами. Допустим, украшения. Или утварь. И старятся эти вещи абсолютно одинаково. Вот почему немедленно надо приступать к формированию коллекции, пока иностранные товары не вытеснили все аутентичное (скажем, японского там уже немало — от салона «Тойоты» до спичек). Пока местные обычаи не уничтожены. Но это лишь одна причина создания музея.

— Какие еще?

— Афганистан — это более двадцати этносов, многие из которых до сих пор плохо знают своих соседей. Не все рады миротворческим силам, но сами афганцы утверждают, что если иностранный контингент сейчас уйдет, то снова начнется гражданская война. От образованных людей мы слышали это много раз. Так же, кстати, как и то, что советская армия ушла не вовремя. Конечно, насколько это правда, нам трудно судить…

По мысли нынешних руководителей страны, музей поможет объединить афганцев разных этнических групп, гармонизировать общественные отношения. Для них это практическая задача. Культура и история каждой группы будет представлена как совершенно равноправная часть культуры и истории всей нации. А у Этнографического музея богатый опыт именно такой репрезентации многонационального государства — Советского Союза как «семьи народов».

— Идея прекрасная, разумеется, хотя несколько идеалистическая… СССР распался.

— Но не межнациональные конфликты были главной причиной этого распада… В Афганистане сейчас считают врагом Пакистан, который, как говорят, хочет установить свой контроль над территорией Афганистана. А для этого Пакистан, мол, стремится уничтожить афганскую нацию, ее самобытность, стерев ее историческую память, для чего надо уничтожить все памятники культуры. Скажем, статуи Будд в Бамиане расстреляли, как считают афганцы, по плану, разработанному в Исламабаде.

Кстати, разрушенное талибами сейчас стараются восстановить. Есть удивительные реставраторы — воплощенные интеллигенты, мечта русских писателей XIX века, невероятно скромные, несуетные люди, сосредоточенные на своей работе. Разработаны методики, как превратить груду щебня обратно в статую…

— Откуда такая школа?

— Знаете, для меня тоже было новостью узнать от бывшего ученого секретаря Афганской академии наук господина Гафари, который живет сейчас в Петербурге, что музеефикация исторических объектов до гражданской войны была очень неплохо поставлена, имелись и охраняемые ЮНЕСКО объекты. Хотя собственно музей был только один — в Кабуле. Все музейные ценности были наперечет, есть позальный план всех экспозиций кабульского музея со списками предметов. К сожалению, многие коллекции утекли на Запад, другие разворованы или уничтожены.

— Что сейчас в музее Кабула?

— Восстановлено пока лишь несколько экспозиций — посвященная Бактрийскому периоду, культуре Кафаристана (это историческое название области Нуристан) и археологическим раскопкам. Очень богатые этнографические коллекции, костюмов например, утрачены.

Не могу не рассказать о хранительнице коллекции Нуристана, очень сильной, гордой и очень интеллигентной женщине. У нее нет никакого образования, но она всю жизнь собирала памятники этой провинции. Это уникальные культовые скульптуры, ничего подобного я не встречала ни в южноамериканской культуре, ни в африканской, ни у северных народов. Как талибы не сожгли этих идолов показательно на площади, непонятно — среди них есть очень откровенные, очень забавные, очень живые, теплые скульптурные группы. Они сохранились просто чудом. По легенде, жители Нуристана специально делали своих кумиров деревянными — когда чужие приходили обращать их в ислам, статуи легко было запалить и уйти в другое место. Талибы предлагали хранительнице коллекции Нуристана остаться в музее, но… подчиняясь новой власти, соблюдая новые правила, закрывая лицо и так далее. Она отказалась и переехала в Иран, где первое время ей было очень трудно. Однако потом более-менее все же устроилась в эмиграции. И все же когда талибы пали, вернулась в Афганистан, в свой музей.

— Почему же новый музей создается не в Кабуле, а в Герате?

— Именно Герат был в древности главным культурным центром Востока. И главным стратегическим центром. Там был похоронен один из сыновей Тамерлана (Афганистан входил в империю Тимуридов) — или старший, или любимый, он был правителем Герата. Надгробие осталось, резной камень называется «Семь перьев». Семь слоев в глубину рисунка. И поэтический смысл — восторг перед совершенством работы, будто семь художников трудились над ним. Работа шла одиннадцать лет. Как удалось прорезать такой тонкий рисунок на очень твердом камне — загадка.

А неподалеку в специальном мавзолее была похоронена его жена Гаваршада. По ее имени назван сад — сад Гаваршады, здесь по традиции уже не одну сотню лет женщины устраивают пикники. До сих пор. Трогательная легенда гласит, что прах мужа в начале ХХ века перевезли в Самарканд, к отцу. А Гаваршада осталась лежать в Герате.

Их могилы — на территории крупнейшего на Востоке средневекового университета. Двенадцать его минаретов (осталось пять) были сгруппированы по четыре, внутри каждой группы находилось медресе, там преподавали лучшие профессора и даже европейцы. Правда, какие курсы они читали, уточнить не удалось… Минареты нуждаются в срочной реставрации, они могут обрушиться. Вход в одно медресе, пытаясь туда проникнуть, взорвали в начале прошлого века англичане. А узбеки, пообещав реставрировать могилу Навои — мавзолей XII века, только разобрали его и уехали. Смотритель этого места просил нас по возможности напомнить нашим бывшим соотечественникам, что могила Навои ждет.

Я спрашивала у руководителя департамента культуры провинции Герат господина Бахрэ (это невероятно тонкий, интеллигентный человек из династии поэтов и сам поэт; оказывается, в Афганистане чиновники — поэты), как могло случиться, что узбекам дали возможность разобрать археологический и исторический памятник? Он сказал лишь одно: они же соотечественники Навои…

Тем, кто побывал в Герате, понятно, что создание историко-этнографического музея в Афганистане не просто внутриполитическая задача. Если угодно, это дело чести любого образованного человека. Нельзя допустить, чтобы культура этого народа пропала. Памятники, которыми земля просто усыпана, не должны кануть в небытие. Это рассказ о мировой цивилизации. А исчезни это все — никто толком и не заплачет, поскольку никто и не узнает, что было. Вот в чем самый большой ужас.

Участвуя в таком проекте, ты понимаешь, что можешь быть причастен к событиям, которые по-настоящему меняют мир. Другими словами происходящее и не опишешь. Если в Афганистане появится музей, который объединит культуру его народов, — это будет вклад буквально в мировую историю.

— Тогда расскажите, пожалуйста, о конкретных ближайших действиях обеих сторон.

— Решено, что Россия входит в проект интеллектуально и разрабатывает тематико-экспозиционный план музея бесплатно (и до сих пор наши ученые работали над ним только за свою обычную зарплату). За наш счет запланированы еще две экспедиции и покупка так называемых симметричных экспонатов — для музея в Герате и для нашего Этнографического музея. А также обучение трех афганских специалистов музееведению. Однако создавать музей афганская сторона будет либо из своего бюджета, либо организует для этой цели международный фонд. Или привлечет уже существующие — в Афганистане работает несколько таких, и там знают конъюнктуру.

Надо сказать, что проект увязывается с нашей геополитической стратегией в регионе, который многими считается лакомым… Какие-то вопросы финансирования всей этой работы могут быть решены на межгосударственном уровне в рамках реструктуризации долга России Афганистану (при условии, что он будет признан афганской стороной) — это десять миллиардов долларов. Возможно, будет создан некий совместный попечительский совет музея. Отдельный вопрос — определение российским бизнесом своего интереса к Афганистану и, соответственно, сопутствующей программы.

— Это на уровне Минкульта. А в Этнографическом музее?

— Руководителю департамента культуры провинции Герат господину Бахрэ послано приглашение прибыть в Петербург на переговоры относительно кандидатуры директора будущего музея и его стажировки в РЭМ. Параллельно будут готовить новые экспедиции. Надо каким-то образом посетить все провинции Афганистана, побывать у каждого этноса и собрать касающиеся его материалы. Это небезопасно. Но массированное создание фондов надо начинать без промедления — повторю, история исчезает на глазах.

Быстрая доставка материалов в Telegram Подписаться

Общество