» Программа национального примирения: сильные и слабые стороны
Опубликовано: 14.06.2011 10:53 Печать
В любой стране, столкнувшейся с проблемой террористического подполья, борьба с ним включает в себя три механизма его ликвидации: уничтожение его активистов в боях, арест (или, если угодно, пленение) и изоляция террористов от общества посредством судебных механизмов и, наконец, побуждение боевиков к добровольному прекращению войны. Афганские власти и Международные силы содействия безопасности (ISAF) применяют в борьбе с отрядами Талибана все три подхода, но в последний год в центре внимания афганской общественности находится заключительный из упомянутых методов, получивший широкое распространение в качестве Программы национального примирения.
Как следует из самого названия данной инициативы правительства Афганистана, Программа направлена на возвращение талибов к мирной жизни. В настоящее время развитие боевой обстановки в стране способствует её осуществлению.
Боевики явно деморализованы, на что указывает увеличение доли арестов в потерях повстанцев при проведении боевых операций. Если в 2009 году доля арестованных в потерях Талибана составляла менее 40%, то в 2010 этот показатель возрос примерно до 50%. Данная тенденция сохраняется и в настоящее время.
Только за первые 4 месяца 2011 года доля «пленных» в структуре потерь выросла до 80%, так что все большее число повстанцев предпочитает арест гибели в бою.
Данные изменения во многом обусловлены военными успехами: успешной серией боевых операций в Герате, Гельманде и Кандагаре, эффективной тактикой захвата и уничтожения полевых командиров в северных провинциях, интенсивными прямыми столкновениями, при которых хуже вооруженные талибы несут заведомо более высокие потери, чем их противники. При этом подавлены и запуганы не только рядовые бойцы движения, но и представители командования.
Успешные операции Международных сил содействия безопасности по уничтожению лидеров Талибана лишают воли к борьбе руководителей повстанческих отрядов. Полевым командирам приходится постоянно находиться в движении, менять дислокацию, опасаясь бомбового удара или десанта. Тем не менее, подобный ритм жизни не позволяет избежать частых атак со стороны правительственных и коалиционных сил, так что многие талибы с большим опасением относятся к возможному повышению статуса в движении. Показательным в этом плане является случай кандагарского полевого командира маулави Абдул Азиза. Будучи назначенным на пост «теневого губернатора» Кундуза, командир не обрадовался «повышению», а поспешил включиться в Программу примирения вместе со своим отрядом из 50 человек.
Однако при этом Программа, формально утвержденная летом 2010 года, но фактически начавшая работу еще в 2009, оказала влияние на достаточно небольшую часть повстанцев. За почти полтора года в Программе приняли участие лишь 1200 – 1700 человек. Нельзя исключать, что в эту статистику не входят боевики, капитулировавшие в рамках других мирных инициатив президента и Высшего совета мира, хотя маловероятно, что они сильно повлияют на итог.
Для сравнения: в период борьбы с бандподпольем на Украине в 1944 году было выпущено воззвание республиканского правительства к членам УПА (Украинской Повстанческой Армии), призывающее повстанцев сдаваться властям под гарантии личной безопасности. За первый год украинской «программы примирения» сдалось более 29 тысяч человек, что составило 21% годовых потерь украинских националистов.
Доля участников мирного процесса среди потерь Талибана не превышает 10%, хотя, в отличие от украинской кампании прошлого века, Программа предусматривает преференции и помощь в трудоустройстве для участников. Здесь уместно вспомнить, что Программа примирения – далеко не первая мирная инициатива властей, предпринятая после свержения талибов. Несколько общенациональных программ и множество более мелких региональных инициатив коснулись десятков тысяч людей, однако не оказали никакого существенного влияния на уровень безопасности в стране. Предоставление «примиренцам» материальной помощи и поддержки в сфере трудоустройства часто вызывали подозрения в том, что действительные итоги примирения еще скромнее, так как часть включившихся в программу вообще никогда не являлись активными участниками отрядов Талибана.
С другой стороны, не следует недооценивать успехи действующей программы, проявившиеся, в частности, в беспокойстве самих талибов. Уже известны случаи разоружения и ареста талибами командиров, которые проявляли интерес к переговорам с властями. Также в прессу попали сообщения о том, что террористы начали охоту на своих бывших соратников, включившихся в Программу примирения. В частности, в сентябре прошлого года на территории северной провинции Баглан смертник произвёл взрыв у ворот штаба бывших боевиков группировки «Хизб-и-Ислами». В результате инцидента погибли командир, за три месяца до атаки включившийся в Программу примирения вместе со своим отрядом из 80 человек, и ещё один «примиренец» из этого отряда.
Если убийство бывших боевиков Исламской Партии (Хизб-и-Ислами), тем не менее, может быть истолковано как обычное проявление конфликта между враждующими повстанческими группировками, недавнее происшествие в соседней провинции Кундуз, в результате которого погибли бывший полевой командир Мохаммад Наби и трое его телохранителей, практически не оставляет сомнений в том, что «примиренцы» пали жертвами мести со стороны соратников. Впоследствии с прессой связались представители движения «Талибан», заявившие, что командир был наказан за отступничество.
Стоит отметить, что в Кундузе это, по меньшей мере, второй случай убийства повстанцев, вступивших в Программу, хотя ранее движение «Талибан» достаточно лояльно относилось к случаям тактического «примирения», позволявших избежать смерти или ареста. Можно предположить, что с точки зрения ряда террористов призывы властей к примирению теперь падают на благодатную почву.
Представляется, что Программа примирения потенциально является действительно сильной стратегией, но в настоящее время, однако, отягощена рядом слабых сторон, снижающих ее эффективность. Прежде всего, недостатком является искусственное сужение целей и форм данного проекта. Судя по имеющимся данным, в текущем виде программа преимущественно ориентирована на переговоры с полевыми командирами вооруженной оппозиции, чтобы склонить их к отказу от войны, переходу на сторону правительства и интеграции в мирную жизнь вместе с подчиненными.
Разумеется, переговоры с командирами нужны, более того они создают позитивный информационный фон для государственных антитеррористических программ. Опросы «Фонда Азии» от 2010 года показали, что большинство населения поддерживает мирную политику правительства, причем этот взгляд не связан с поддержкой боевиков. Отношение рядовых боевиков к переговорам правительства с вооружённой оппозицией можно косвенно оценить по взглядам мужской молодежи южных провинций, являющейся демографическим резервом незаконных антиправительственных формирований. Недавний опрос организации «Международный совет безопасности и развития» показал, что из мужчин призывного возраста, проживающих в южных провинциях Афганистана и в большинстве своём придерживающихся проталибских позиций, 60% поддерживают тактику переговоров и более 50% – политику реинтеграции талибов.
Тактика переговоров с вооруженной оппозицией, не связанных с прекращением боевых действий, традиционно полезна тем, что апеллирует к усталости общества от войны и ее бедствий. В этом случае власть демонстрирует своеобразную силу, веру в свой курс, готовность интегрировать бывших оппозиционеров в проектируемую общественную модель, а оппозиция вынуждена выдвигать новые аргументы за продолжение войны, разъяснять сторонникам свои принципиальные разногласия с властью, предлагать альтернативную модель общественного устройства. Ко всему этому современный Талибан уже не готов: предлагаемые им политические проекты и «шариатская судебная система», утратившая репутацию «оперативной и неподкупной», потеряли доверие общества, в настоящее время предпочитающего решать конфликты посредством государственных судов или племенных институтов арбитража.
Но, говоря о пропаганде примирения, нужно понимать, что сами по себе полевые командиры являются слишком «проблемной» аудиторией Программы. Лидеры боевиков – лица, завоевавшие, часто буквально, определенное положение и социальный статус в рамках системы вооруженной оппозиции. Для них место в повстанческом движении предполагает не только набор определенных материальных благ, но и личный авторитет, власть, самооценку, которые теряются при столь кардинальной смене деятельности и образа жизни как такового. Фактически талибскому «офицеру» необходимо начинать жизнь с нуля, причем в новой карьере большинство его навыков неприменимы. Восстановить свой статус и достаток, даже пройдя обучение в рамках Программы, в новой среде он сможет нескоро, а прием бывших боевиков на командные посты армии и полиции, несмотря на желание ряда «примиренцев», недопустим по соображениям безопасности и элементарной социальной справедливости. Кроме того, вероятно противодействие попыткам такой интеграции со стороны части образованного класса и политической элиты, настроенных наиболее непримиримо в отношении к вооруженной оппозиции.
Более того, Программа примирения даже может служить стимулом для продолжения террористической деятельности для части полевых командиров. Ведь этот шанс на «почетный мир» и интеграцию в будущую политическую систему ставит новые, вполне реальные цели войны: повышение собственного статуса в глазах властей и уничтожение потенциальных политических противников. Можно предположить, что ряд терактов последнего времени, включая убийство Мохаммада Дауда Дауда, преследовали именно эту цель – «расчистку» афганской политической сцены для намеренных отказаться от боевых действий радикалов и их сторонников, «талибов в галстуках».
Переговоры с командирами являются не самоцелью, а, прежде всего, способом оказания влияния на рядовых боевиков, которые должны утратить веру в цели войны и однозначную неприемлемость власти. Этот подход оказался успешным и на Украине 1940-х – 1950-х, и в Чечне 2000-х годов, где власти выражали готовность к диалогу с оппозицией на условиях капитуляции и гарантиях неприкосновенности рядовых боевиков. Отказ представителей командования от переговоров в обоих случаях был предопределен, но стал важным фактором правительственной пропаганды, направленной на рядовой состав противника.
Однако ориентация мирного процесса на рядовых талибов в современном Афганистане представлена крайне слабо, напротив, представители Высшего совета мира заявляют, что вовсе не ставят своей целью ослабление Талибана. Вероятно, неудачи предыдущих мирных программ создали у властей и иностранных специалистов предубеждение против работы с рядовыми боевиками, которых даже при явке с повинной трудно идентифицировать. По британским данным, в 2008 году выборочные оперативные проверки показали, что от 40 до 60% «сдавшихся» участников мирных программ не являлись реальными членами бандформирований, а лишь пытались получить работу и подъемные средства от правительства.
По мнению авторов, в настоящее время необходим пересмотр социального аспекта Программы примирения. Социально-экономические проблемы страны должны решаться комплексно, а не в индивидуальном порядке для «особо отличившихся» боевиков, тем более что материальная помощь не исключает случаев возвращения в ряды вооружённой оппозиции и участия в чисто уголовных преступлениях, за которые уже были арестованы некоторые участники Программы.
Следует разработать новый подход для работы с индивидуальными участниками Программы. Государству необходимо предоставлять им поддержку только при условии сдачи оружия, сотрудничества со следствием, участия в антиталибской пропаганде. Конечно, это не будет создавать потока желающих встать на учет в качестве бывших боевиков, но Программа примирения ставит своей целью не пополнение полицейских баз данных, а выход максимального числа участников из рядов Талибана.
Однако существующая государственная политика плохо подходит для этих целей. Она ориентирована на заигрывание с командирами-талибами, причем высшие лица страны допускают примиренческие высказывания даже в адрес формальных лидеров Талибана. Например, Хамид Карзай неоднократно в своих обращениях называл муллу Омара своим «братом», что не приносит никакой пользы, а лишь деморализует силы правопорядка и лояльных граждан.
Существующая пропаганда Программы примирения также в значительной мере «беззуба»: национальные СМИ в лучшем случае сообщают о численности и командире перешедшей на сторону правительства группе и приводят несколько их миролюбивых высказываний в адрес правительства. При этом не предпринимаются попытки получить и растиражировать заявления о преступлениях Талибана, побуждающих боевиков и население отвернуться от лидеров движения, хотя практика показывает, что участники Программы, как правило, охотно общаются с журналистами. Отсутствует классическая военная пропаганда по образцу той, что успешно применялась американцами в Ираке против местного вооруженного сопротивления.
Наравне с позитивными образами достижений мирного строительства, которые неплохо представлены в афганских СМИ, она должна включать и негативную пропаганду, ориентированную на боевиков и их близких. Обычно данный вид пропаганды выражается в представлении угрозы смерти в качестве единственной альтернативы капитуляции, а также дискредитации движения и его лидеров путем рассказов, в том числе исходящих от бывших боевиков, о реальных или вымышленных негативных явлениях. При этом в агитации следует использовать образы обманутых повстанцев, привлечённых к борьбе с правительством посредством принуждения и лжи. Отождествляя себя с этими образами, боевики должны ощутить себя жертвами произвола командиров. Таким образом, сам переход на сторону правительства должен быть представлен как освобождение, а сама возможность возвращения к мирной жизни – как помощь со стороны правительства.
Также следует расширить собственно позитивную пропаганду, уделив особое внимание демонстрации позитивных примеров капитуляции, описанию жизни сдавшихся повстанцев. Заметим, что последний элемент в национальных СМИ почти отсутствует, так что широкая общественность может только догадываться о том, что происходит с участниками Программы примирения. Упоминания о деятельности укрытий и курсов профессионального обучения для бывших боевиков начали поступать в прессу сравнительно недавно и пока не приобрели достаточного уровня подробности и массовости. Кроме того, есть указания на то, что до сих пор не решена проблема безопасности «примиренцев», которым угрожает месть бывших коллег. Наконец, элементы негативной и позитивной пропаганды совмещает демонстрация побед правительственных войск.
Информационная борьба с афганской вооруженной оппозицией была проиграна Советским Союзом и НДПА в 1979 – 1989 гг. во многом благодаря содействию антиправительственным силам со стороны США. В частности, техническая поддержка позволила оппозиции создать сети электронных СМИ, вещающих на всей территории страны, в том числе в районах, недоступных для советских передатчиков. Однако в настоящее время проправительственные средства массовой информации не испытывают подобных проблем, в основном доминируя в эфире, что позволяет широко и эффективно вести в нем борьбу за умы людей.
Пропаганда, при сравнительно небольших расходах на ее ведение, может давать весьма значительный эффект при борьбе с терроризмом. Причем современная структура афганского государства позволяет вести ее одновременно из множества формально не связанных источников. Отдельные направления пропаганды могут быть распределены между государственными и финансируемыми коалицией СМИ, а также материалами, выпускаемыми от имени советов мира, гуманитарных организаций и т.п.
Другим важным достоинством информационной войны является ее гуманность, где целью является не уничтожение, а убеждение человека, которое не несет смерть, а помогает ее избежать, что очень важно для такой измученной многолетними войнами страны как Афганистан.
Однако для реализации всех этих мер необходима политическая воля афганского руководства и представителей международных сил, воля, направленная на разгром террористов, а не на попытки примирить афганское общество с экстремизмом.
Мнение авторов может не совпадать с позицией редакции.
Фото: bentzen-maa.dk
Владимир ПРЯМИЦЫН 
ПАНФИЛОВА Виктория 
Михаил СЛИНКИН 
МОХАММАД Дауд 
МЕХДИ Михяуддин 
АЗИЗ Залмай